— Это зачем? — спросил Ворошилов, показывая глазами на жердь.
— Проволоку рвать. У меня крючок здесь насаженный, — с живостью ответил шахтер. Он перевернул жердь и показал массивный крючок. — Мы с ребятами уже приловчились… Как ее, значит, подденешь…
— Понятно, — пряча улыбку, прервал его Ворошилов. — Это ты сам, что ли, придумал?
— Сам. Получается ловко… И топором тоже. Да вот увидите. Проволока тут шагов двести.
— Как твоя фамилия, товарищ?
— Шаробурко фамилия моя, — с достоинством ответил шахтер, — а ребята зовут Кошлачом. Еще с Донбасса кличка такая [32].
— Ну, ну, давай, Кошлач, давай не задерживайся, — ободряюще сказал Ворошилов, потрепав его по плечу.
Шаробурко привстал над кустами и зычным голосом крикнул:
— Вперед!
За скатом послышался топот множества ног. Между кустами замелькали гимнастерки, черкески, английские френчи и шахтерские блузы бойцов. Тяжело дыша, пригнувшись и размахивая руками, бежали люди, вооруженные кто винтовкой без штыка, кто-топором, кто огромной, как оглобля, жердью с насаженным на конце железным крючком.
Позади Ворошилова послышался быстрый конский топот. Он оглянулся. Низко припав к шее лошади, к нему во весь мах мчался казак. Он подскакал ближе и поднял руку к лохматой папахе.
— Товарищ Ворошилов, пленного взяли! Командующий приказал вам доложить! — одним духом выпалил он.
— Хорошо, — кивнул Ворошилов, — передай, что я приеду. Езжай.
Казак поворотил лошадь. Добрый дончак, виляя подвязанным в узел хвостом, вихрем понес его протоптанной стежкой.
Солнце перевалило за полдень. По всему горизонту, смешиваясь с дымом пожаров, дрожало туманное марево.
На участке 11-й дивизии наступающие цепи залегли под сильным артиллерийским огнем.
Гобар, закатав рукава, распоряжался подле орудий.
— А, не любишь! — после каждого выстрела весело приговаривал он. — А ну, орлы, пошлем-ка им еще по паре заклепок… Одним словом, бей до последнего. Шрапнелью! Четыре патрона! Беглым! Огонь!
Наводчики, картинно отбрасывая правую руку, дергали шнуры, и четыре орудия, обволакиваясь легким дымком, мягко оседали назад.
К Гобару подбежал старшина батареи Калошка.
— Парнишка пришел! — крикнул он, нагибаясь к командиру и стараясь перекричать грохот стрельбы.
Гобар с досадой сдвинул черные брови.
— Парнишка? Какой парнишка? — спросил он сердито.
— Да вот стоит, — показал старшина..
Гобар повернулся и, увидев шустрого на вид, босого паренька в нахлобученном на уши картузе, спросил удивленно:
— Ты чего?
— Дядько, кто у вас самый главный? — спросил мальчик.
— Ну я. Что тебе нужно?
ПарниШка с сомнением его оглядел, однако сказал:
— Важное дело. Тату послав.
— Да откуда ты взялся?
—3 Снежно… Дядько, мужики казалы, мабудь, вы жалкуете по мельници бить? Так вы не жалкуйте: там паньский охвицер сидить, пушками управляет. Кройте по мельници.
Гобар весело улыбнулся: 4
— Ай да орел!.. Как же ты добрался сюда? Не боялся?
— Та ни! Я вже богацько сражений бачив. — Паренек доверчиво взял Гобара за руку и бойко заговорил: — Чуешь, дядько, мужики переказували, щоб вы швыдче йшлы. Воны хочут вам подсобить… Воны вже и телефоны порубалы.
— Провода?
— Ага, в лису чисто вси паньски провода порубалы. В воздухе послышался все нарастающий, захлебывающийся свист. Снаряд упал неподалеку от батареи.
— Ну, спасибо, орел! — Гобар дружески хлопнул ладонью по плечу мальчугана. — Передай вашим привет и скажи, что мы скоро придем. А теперь лети отсюда.
— Бувайте здорови, дядько!
Мелькая голыми пятками, мальчик пустился к лесу.
Внезапно, издали, с той стороны фронта, донеслись тревожные звуки. Они плыли в воздухе, то замирая, то переходя в сплошной медный гул.
Гобар прислушался.
— Калошка, слышишь? Что это такое? — спросил он старшину.
— Похоже, набат, — сказал Калошка, склонив голову набок: он как старый артиллерист был туговат на уши. — Да, точно. Набат…
Позади них кто-то подъехал, и громкий голос спросил:
— Ну как у тебя, командир?
Гобар оглянулся. Позади орудий стоял Морозов.
— Хорошо, товарищ начдив! — весело сказал командир батареи. — Жители сообщили, что на мельнице сидит наблюдатель. Сейчас открою огонь.
— Правильно, — подтвердил Морозов.
За фронтом прокатился глухой раскатистый грохот. Видимо, выстрелила тяжелая пушка. Послышался сверлящий звук. Совсем рядом, взметнув черный вихрь, разорвался снаряд.
Вторая граната ударила между орудиями.
Гобара подбросило в воздух и с силой швырнуло на землю. Он попробовал было вскочить, но на него, казалось, со страшным гулом наваливалось зеленое поле, и он, прикрыв глаза, снова опустился на землю.
Когда гул в ушах утих и Гобар открыл глаза, то первое, что он увидел, был Морозов, стоявший на старом месте и смотревший в бинокль.
— А ну крой его беглым огнем, — спокойно сказал он, опуская бинокль и искоса поглядывая, как командир батареи медленно поднимался на еще дрожавших ногах. — Ударь по мельнице.
Гобар отер потное лицо грязной рукой и бодрым голосом крикнул команду.
Черные фонтаны земли взметнулись около мельницы. Прянуло ввысь рыжее пламя. Повалил густой дым. Вражеская артиллерия сразу же смолкла.
— Ловко! — весело сказал Морозов. — В самую точку!
Цепи поднялись и побежали вперед.
5
Ворошилов стоял на пригорке рядом с Буденным и, нагнувшись, чертил на земле острым сучком.
— По-моему, картина совершенно ясна, — проговорил он, выпрямляясь и бросая сучок. — Пленный дал верные сведения.
— Да, — подумав, сказал Буденный, — в районе болота находится стык.
Он подозвал командира резервной бригады, объяснил, куда будет наноситься главный удар, и приказал ему с бригадой прорваться на стыке.
Было ровно час тридцать дня. Как раз в эту минуту Пархоменко доносил командарму, что на его участке фронт противника прорван.
— Бригада пошла, — сказал Воропшлов.
Внизу, в лощине, были видны колышущиеся на галопе крупы лошадей, обнаженные сабля и суровые лица бойцов.
Позади дружно ударили пушки. Над наступающими цепями понеслись батарейные залпы. По всей линии окопов косматой огненно-черной стеной задымились разрывы. Там, забрасывая легионеров ручными гранатами, 21-й полк 4-й дивизии ворвался в окопы.
— Даешь! — кричал хриплым басом Кошлач. Он ворвался первым в окопы и, размахивая жердью, сеял страшные удары «вокруг. — Украины вам захотелось?! Наших тиранить! Ребята, на отставай! Дуй до горы! Бей! Глуши их, братва!..
Навстречу атакующим застрекотали пулеметы. Но ничто уже больше не могло остановить атаки. Цепи хлынули к окопам. Замелькали приклады — атака перешла в рукопашную схватку…
К Зотову подскакал рябой широкоплечий боец в рыжей кубанке. Лошадь его тяжело водила потными боками, роняя пену с удил. Доложив, что он прибыл с донесением из 11-й дивизии, боец подал Зотову маленький серый пакетик.
Буденный и Ворошилов, стоявшие тут же, с любопытством посмотрели на Зотова.
— А ну прочтите, Степан Андреич, что они пишут, — сказал Ворошилов.
Зотов раскрыл донесение и прочел его вслух:
«Начполештарма
№ 9/оп
5/У1 1920 г. 14 ч. 00 м.
д. Снежно Карта 10 в. в дюйме Доношу, что в результате вторичной атаки частями XI кав. див. д. Снежно занята. Прорвав проволочные заграждения, наша кавалерия смяла пехоту противника, забрав два орудия, семь пулеметов и массу обоза. Ввиду сильного сопротивления пр-ка, стрелявшего в упор, большая часть его зарублена. Было много случаев самоубийств офицеров, не желавших сдаваться в плен. Части дивизии продолжают преследовать пр-ка. Потери и трофеи выясняются.
Замначштадив XI кав. Злобин».
— Так. Молодцы! — отметил Ворошилов. — Не пора ли и нам, Семен Михайлович? А? — Он показал вдаль, где взлетали черные вихри артиллерийских разрывов и было видно, как бойцы второй бригады, казавшиеся совсем крошечными отсюда, преодолев окопы, пробегали вперед, то исчезая, то вновь появляясь меж беленьких домиков с росшими около них густыми кустами.
Прозвучала команда. Железный шелест прошел над рядами. Блеснули клинки. Полки тронулись рысью. Пулеметные тачанки вскачь пронеслись перед фронтом. Трубачи поспешно отъезжали за фланги.
Внезапно наступила глубокая тишина. Только слышался тяжелый конский топот. Дивизия, развертываясь к атаке, широким потоком заливала все поле между лесом и крутой глубокой лощиной.
Над полками 4-й дивизии загремело «ура». Возникнув в головных эскадронах, крик, подхваченный остальными бригадами, скатывался то к правому, то к левому флангу, все усиливаясь и переходя в сплошной гул.
